Mar
22
Невозможный Бесков
March 22, 1987 | Comments Off on Невозможный Бесков |
Его ведь и не интересует ничего из не связанного с футболом.
Но попробуйте найти, назвать: что же в этой жизни не связано для Бескова с футболом?
Как одним словом выразить Игру, им исповедуемую, проповедуемую, осуществляемую — пожалуй, что вернее, точнее всего будет озаглавить «футбол по Бескову» подробным.
В таком вот футболе только и можно уловить особенность характера спартаковского тренера — где же еще?
Тому, кто воспринимает игру, с его, разумеется, точки зрения, слишком уж общо — не найти с ним общего языка — кто бы тот ни был…
Вот те-то, скорее всего, и придумали про Бескова: «невозможный человек», а остальные повторяют.
Вряд ли он, вступая в четвертое десятилетие тренерской деятельности, слишком уж тяготится подобной репутацией. Пусть для кого-то он и «невозможный» — для себя он окончательно решил: такой Бесков, какой уж есть, только и возможен, единственно возможен…
И вот во всей своей возможной невозможности он выражает себя в лучших матчах своих команд — кто забыл, напомним, что до «Спартака» он работал со всеми московскими командами и ворошиловградской «Зарей».
Лучший рассказ о Бескове — игра.
Все же остальное, что сказано о нем, — детский лепет (им, и ничем другим, иногда кажется и вполне квалифицированный вроде бы комментарий к его тренерским действиям).
Впрочем, если «лепет» искренний — почему бы и к нему не прибегнуть? На худой конец… Недоброжелатели, а их у Бескова, при всей его популярности, при всем авторитете, хватает, с большой охотой подтвердят, что немало затей и замыслов этого тренера заканчивались как раз плохо, наихудшим даже образом… Никто из тренеров, наверное, не получал столько лестных предложений, приглашений, но и никому, пожалуй, так часто и категорически не «отказывали от места». В одном лишь никому еще не приходило в голову отказать Константину Ивановичу — в том совершенно особом месте, что он занимает вообще в футболе.
За полвека пребывания его в спорте сама фамилия — Бесков — превратилась в образ.
По-моему, фамилия — одна только фамилия — может заменить для знатоков футбола целое жизнеописание заслуженного мастера, заслуженного тренера.
Теперь кажется, что и сама фамилия родилась внутри футбола — от точного паса в одно касание. Поэт, любящий футбол тех лет, наверняка бы срифмовал веско — Бесков… А для болельщиков моего поколения и старше — за звучанием имени и картина отчетливо возникает: мяч, прицеленный белой бутсой динамовского форварда, неотвратимо, как в страшном для приверженцев ЦДКА сне, врезается в угол ворот мимо недотянувшихся пальцев знаменитого вратаря Никанорова. А для особо памятливых и последние цифры домашнего телефона Бесковых — «54» означают счет матча московского «Динамо» с тбилисским, где пятый, решающий, гол как раз абонент-то и забил. И матч этот еще и поводом стал для очерка о Бескове в «Огоньке» за пятидесятый год.
И неудивительно — впечатления от тогдашних матчей были как-то емче, хватало их надолго. Такая вот опять же подробность восприятия игры объединяла тех, кто на поле, с теми, кто смотрел на них. «Звезда» тех лет — а Бескова тогда иначе и не понимали — способна была рассказать о себе игрой все и приучила к тому своего зрителя. Но и зритель платил откровенностью за откровенность сполна.
Из этой обоюдной откровенности и происходит Бесков-тренер. Замкнутый, «застегнутый» на людях, «хозяин-барин», как кличут его за глаза, он, прежде всего, исповедален в футболе. И той же испове-дальности требует от тех, с кем работает, — требует жестко. Особенно жестко, когда подозревает, что за кажущейся самостоятельностью игрока скрыто нежелание бросить в огонь игры сокровенное. И, наоборот, способен проявить непонятное для всех окружающих терпение к игроку, менее одаренному, однако готовому выстрадать все требования тренера — в той, конечно, мере, какая отпущена ему природой. Значит ли это — в чем, кстати, упрекают Бескова, — что посредственного игрока он обычно предпочтет строптивому? От самого же Константина Ивановича я слышал, что ничего он так не любит в футболе, как истинно классных игроков, и никогда не в состоянии скрыть своего восхищения ими. Что же тогда: он на горло собственной песне наступает, гасит свое искреннее чувство, к таланту ради сохранения, утверждения своего тренерского влияния? Но можно ли преуспеть в создании классной команды, делая ставку не на талант? Да и нет такого тренера — если только это подлинный тренер, — который бы поставил свое искусство над интересами игрока, как главной фигуры футбола. Тренерское умение построить игру, его мастерство в этом только и должно служить выражению всего лучшего в высококвалифицированных игроках. Отчего же — вот что, пожалуй, больше всего волнует и сторонников, и противников методов Бескова — отношения его с лучшими игроками достаточно часто оборачиваются конфликтом, а то и разрывом?
Конфликты Бескова с признанными спартаковскими лидерами — от Ловчева (а еще раньше, о чем уже успели забыть, с динамовцами Аничкиным, Масловым…) до Гаврилова — тема, заслуживающая, вероятно, серьезнейшего разговора, а не слухов, кривотолков. К ней и надо бы обратиться отдельно. Но здесь сейчас одно лишь замечу: в конфликтах такого рода, если только не попирается этическая сторона, вреда для команды, для футбола нет. Бесков не боялся, будучи игроком, оказаться в далеко не лучших отношениях с тренером «Динамо» Михаилом Якушиным, которого ни тогда, ни потом не переставал считать выдающимся специалистом. Не боится он конфликтов — до огорчающих всех расставаний — и с ведущими игроками руководимых им клубов. Он одержим целым и чувствует себя сильнее игроков в предвидении неизбежных в футболе перемен, когда лучший, по мнению Бескова, перестал быть лучшим раньше, чем сам это понял, раньше, чем убедились в этом партнеры и догадались другие заинтересованные лица, осознали, наконец, болельщики. Вспомните: а часто ли ошибался Бесков относительно будущего того или иного игрока? Кто из расставшихся с ним сумел хоть сколько-нибудь убедительно опровергнуть мнение тренера — кто, назовите?
Конечно же, Бесков и упрям, и пристрастен.
Характер его образован особенностями, всеми особенностями футбольной жизни. Вероятно, будь он покладистее, ему бы не устоять, не удержать позиций.
Он логичен, поэтому смешно бы ему ждать частых подарков судьбы.
Но логичен он по-своему, по-футбольному — по-бесковски. Игровая природа футбольной жизни — не секрет для него. Здесь уж нельзя не верить в свою судьбу, предназначение. И Бесков верит: как-то он признался, что еще шестилетним, шестьдесят то есть лет назад, побывав впервые на стадионе и возвращаясь домой, во двор, где гонял целыми дням мяч, уже точно знал, как будет играть в футбол в дальнейшем…
Решусь заметить, что мяч, который, как всем нам известно, круглый, то сводит воедино, то широко разводит линию, неуклонно проводимую им с первого рабочего дня тренера команды мастеров (еще в «Торпедо», где дебютант — тридцатишестилетний тренер — не побоялся с места в карьер конфликтовать с Ивановым и Стрельцовым, не смущаясь их полным тогда влиянием на положение дел в своем клубе), и судьбу, которую можно и очень сложной считать, а можно и завидной… А то, что мяч и Бескову неподчинен, — так это же только на авторитет футбольного дела, которому служит он, играет…
Никакой круглой датой — такой даже, как тридцать лет тренерской деятельности, из которых десять лет он в «Спартаке», — не сгладить неизбежных острых углов в разговоре о Бескове. Его обыкновение концентрировать в каждом матче все свое знание игры, приводит, однако, к тому, что каждый промах тренера, каждый просчет, отсрочивший победу, дает повод ревизовать всю практику Бескова — ловить его на сходных промахах, просчетах в прошедшем, былом. В горячке, лихорадке критики, случается, забывают: как же выходил он в большинстве случаев из отчаянно трудных положений в общем-то с честью, лица не теряя…
За примерами ходить недалеко — возьмем прошедший сезон.
Казалось бы, смотреть на сегодняшнего Бескова только сквозь очки, потерянные или набранные, как-то нелепо — неужели не заслужил он, чтобы в корень взращиваемого им футбола смотрели? Но третьего не дано — на действующего тренера смотрят либо сквозь очки потерянные, либо «найденные». И выглядеть ему величиной постоянной — проблема.
Но Бесков выглядел — и в самые тяжелые для «Спартака» дни минувшего лета. Элегантная его непроницаемость смотрелась как бы авансом той Игры, что до тревожного для болельщиков долго не могла обрести команда, да и несмотря на отдельные очень обнадеживающие образцы, по мнению самого же тренера, так еще и не обрела. Но и в дни побед, и в дни поражений в манерах Бескова не проглядывались ни растерянность, ни покорность судьбе, ни нарочитая бравада…
А ведь во всем обвиняли его — только его одного.
То, что ушедшие по его воле из «Спартака» игроки в других клубах ничем особенным, кроме как, правда, в матчах против бывших одноклубников, не блеснули, — никого не занимало. Твердили о невоспол-нимости потерь «Спартака» — едва ли не любой из выдвинутых Бесковым в основной состав футболистов не находил на первых порах понимания у зрителей. И сам Бесков, многим казалось, с каждым днем все больше разочаровывался в тех, кого принял в команду. Он, кстати, и отчислил большинство из них задолго до конца сезона…
Сам слышал, как в динамовской ложе один из уважаемых ветеранов вслух называл Бескова спортивным банкротом. Знакомый журналист, еле сдерживая злорадство, спрашивал: ну как он теперь? Помягче стал? Предавали, на мой взгляд, Бескова и люди, пользовавшиеся его расположением, вхожие за кулисы «Спартака», — разводили руками: он кончился… он не знает, что делать… Костя сердится на игроков, а ему впору только на себя сердиться, на кого же еще? А уж что твердили люди, таившие на него обиды… Зачем, однако, ворошить все это — спросите? Да затем лишь, чтобы напомнить, представить себе: сколько же раз за тренерскую жизнь оказывался Бесков в сходных обстоятельствах. И как, надо думать, нелегко бывает потом, устояв в невзгодах, не поддаться соблазну выразить всем своим обликом торжество победителя. Но стиль поведения спартаковского тренера упрямо неизменен — все та же элегантная непроницаемость. Он хочет выглядеть величиной постоянной — и, как мы уже заметили, выглядит. Не потому ли, что он и есть величина постоянная? Хотя и приходится доказывать это в каждом сезоне — что поделаешь…
Несмотря на многочисленные, многолетние свои тесные, прочные знакомства, приятельства, связи с людьми, весьма влиятельными, несмотря на то, что он — одна из редчайших звезд всей общественной жизни сороковых годов, кто не только не утратил блеска и значения, но и приобрел новые, несмотря на то, что человек его положения, его популярности, его действительных заслуг обречен быть большую часть времени на виду у всех, Бесков в чем-то существенном безнадежно одинок.
Одинок, возможно, и в кругу самых близких людей, и в тренерском своем штабе, среди самых преданных и целиком зависимых от вкусов и настроения его сотрудников.
Он гордо одинок, как одиноки бывают только люди, обязанные принимать окончательные решения, касающиеся и других, — и никуда от этого не деться. Иначе он перестанет быть старшим тренером Бесковым, вообще Бесковым.
Летом в Тарасовке, наблюдая за футболистами, выполняющими заданное им тренером упражнение, Константин Иванович заметил, что хороший игрок умеет разобраться в ситуации, а вот отличный еще и в состоянии сам ее создать!
Вот и Бесков сам же и создает, похоже, ситуации, в которых оказываются команды, им руководимые.
Его упрекают — причем упрекают и люди, расположенные к нему, — что он чаще всего собственноручно разрушает команду, приведенную им к долгожданным кондициям. То есть вынужден бывает разобраться в им же «спровоцированной» ситуации — не шаг ли это назад? Не беспокойный ли — «невозможный», говоря языком его оппонентов, — характер такого внешне спокойного старшего тренера виной тому, что «Спартак» задерживается на второй или третьей ступеньке, а ступить на первую ему что-то из года в год повторяющееся мешает?
Решусь предположить, что Бескову всего интереснее затевать команду— создавать ситуацию. Он не раз говорил, что ему одного первого круга, как правило, хватает, чтобы «поставить игру» в новой для себя команде, удерживать ее и направлять твердой рукой не составляет при его характере проблемы, но руководить ею гибко, дипломатично, вникая во все нюансы администрирования, не совсем в его вкусе. Он уже видит состав завтрашний, послезавтрашний — игровые идеи, связанные с будущим этой никому неведомой молодежи, захватывают его воображение. Своими футбольными мечтаниями он невольно задевает чувства игроков, еще намеренных выступать сезоны и сезоны, но втайне осознающих, что футбол в каждом матче, который спрашивает с них Бесков, для них уже заказан. И они не могут не ревновать Бескова к тому будущему, что пройдет, обойдется без них. А Бесков уже неистовствует в своей невозможности. Словно в отместку кое-кому из скисших, загрустивших от жалости к себе заслуженных ветеранов, он ищет и находит иногда их ровесников, готовых, однако, к жертвам, к «лебединой песне», к поздним дебютам в новом качестве (вспомните Георгия Ярцева из чемпионского состава «Спартака»)… Выбор его порой ошеломляет неожиданностью. Он и ошибается, конечно, обжигается, охладевает к избранникам. Но репутация тренера, открывающего игроков, тем не менее остается за ним.
Кто-то обязательно оказывается в масть, в цвет, а кто-то — из новых, из молодых, из недооцененных другими тренерами и партнерами — оказывается и неожиданной «краской» в картине командной игры, необходимой подробностью в футболе «по Бескову».
Его ведь и не интересует ничего из не связанного с футболом.
Но попробуйте найти, назвать, что же в этой жизни не связано для Бескова с футболом?
Александр НИЛИН
«Футбол-хоккей», Москва, 22 марта 1987 года