Aug
22
Пресс-конференция Президента СССР
August 22, 1991 | Comments Off on Пресс-конференция Президента СССР
22 августа в Москве состоялась пресс-конференция Президента СССР М.С. Горбачева. Обращаясь к журналистам, он сказал:
За шесть с лишним лет моей деятельности на посту Генерального секретаря ЦК КПСС, затем Председателя Верховного Совета и Президента страны у меня было много встреч с вами и другими представителями прессы. Есть несколько пресс-конференций, которые мне запомнились на всю жизнь. Одна из них – после встречи в Рейкьявике. Сегодняшняя пресс-конференция проходит после событий, которые мне больше всего хотелось бы, чтобы никогда не повторились и чтобы подобных пресс-конференций на эту тему больше не было.
Мы прошли… Я хочу быть точным: прошли или не прошли? Прошли самое трудное испытание за все годы реформирования нашего общества после 1985 года. Мы столкнулись с настоящим – безо всяких преувеличений – антиконституционным переворотом, организованным реакционными силами, оказавшимися в самом центре руководства, рядом с Президентом. Эти люди, которых я выдвигал, верил им, доверял, оказались не только участниками, но и организаторами заговора против Президента, против конституционного строя, против перестройки, против народа, против демократии.
18 августа в 17 часов без десяти минут мне сообщил начальник охраны, что прибыла группа лиц, которые требуют встречи со мной. Я сказал, что никого не ожидаю, никого не приглашал и меня никто не ставил об этом в известность. Начальник охраны сказал, что он также ничего не знает. Почему вы тогда пропустили их? Потому что с ними приехал начальник управления охраны госбезопасности Плеханов, ответил он. В другом случае охрана не пропустила бы их к Президенту. Таковы правила. Жесткие, но необходимые.
Я решил уточнить, кто их послал сюда. Поскольку со мной вся связь – и правительственная, и простая, и стратегическая, и космическая и т.д. поднимаю трубку одного из телефонов, я в кабинете как раз работал, не работает. Поднимаю вторую, третью, четвертую, пятую – тоже нет. Поднимаю внутренний телефон – выключено. Все. Изолирован.
Я понял, что эта миссия будет для меня не той миссией, с которой мы обычно имеем дело. Я позвал жену, дочь, зятя и сказал, что вот – произошло такое событие. Для меня не надо других данных: я вижу, что речь идет об очень серьезном. Видимо, или сейчас будут шантажировать, или будет попытка арестовать, увезти, или что-то другое. В общем, все что угодно может быть. Я сказал Раисе Максимовне, Ирине и Анатолию, что, если речь будет идти о главном, о политике, о курсе, то я до конца буду занимать свою позицию. Ни на какой шантаж, ни на какие угрозы ни на какое давление не поддамся и других решений принимать не буду.
Я считал это нужным сказать, вы понимаете почему: за этим может последовать все. И прежде всего для членов семьи. Это мы тоже знаем.
Вся семья высказалась за то, что это должно быть моим решением: они готовы до конца разделить все, что будет. На этом закончился наш совет.
Я пошел, чтобы пригласить прибывших, но они во главе с начальником аппарата Президента Болдиным уже сами поднялись к кабинету – небывалая бесцеремонность.
Президенту был предложен ультиматум – передать полномочия вице-президенту. Я говорю: прежде, чем я начну отвечать на вопросы, я хочу спросить: «Кто вас послал?» Ответ: «Комитет».
Как рассказал далее М.С. Горбачев на пресс-конференции, затем произошел такой диалог с заговорщиками:
–Какой комитет?
–Ну вот – комитет в связи с чрезвычайной обстановкой в стране.
–Кто его создал? Я не создавал, Верховный Совет не создавал. Кто его создал?
Речь шла о том, что люди уже объединились, и нужен указ Президента. Вопрос перед ним поставлен так: или вы издайте указ и оставайтесь здесь, или передайте полномочия вице-президенту.
–В связи с чем так ставится вопрос?
–Ситуация в стране такая – страна катится к катастрофе, надо принимать меры, нужно чрезвычайное положение – уже другие меры не спасут, нельзя больше предаваться иллюзиям…
И так далее.
Мой ответ, продолжал М.С. Горбачев, состоял в том, что я лучше всех их знаю политическую, экономическую, социальную ситуацию в стране, положение людей, их жизнь, все тяготы, которые они несут сейчас. И то, что мы подошли к такой фазе, когда надо делать быстрее и решительнее все то, что нужно для улучшения жизни. Но я решительный противник – не только по политическим и моральным соображениям – таких способов решения вопросов, которые всегда приводили к тому, что гибли люди – сотнями, тысячами, миллионами. От этого мы должны навсегда отказаться. Иначе все, что мы начали проводить в жизнь, мы должны предать и похоронить. И опять: согласиться с тем, что мы должны пойти на новый кровавый круг.
Поэтому я сказал: и вы, и те, кто вас послал, – авантюристы. Вы погубите себя,– ну, это – черт с вами, это вы сами, ваше дело, – погубите страну, все то, что мы делаем. Сейчас мы подошли к подписанию Договора. Вслед за этим мы – целый месяц работали – готовили крупные решения по продовольственным, топливным, финансовым проблемам с тем, чтобы быстрее стабилизировать политическую и экономическую ситуацию, быстрее развивать рыночные процессы. Дать людям больше возможности развернуться во всех сферах жизни. И это – после того, когда наметилось согласие. Да, его не хватает – мы не избавились от подозрений и с той, и с другой стороны. И в отношениях между республиками и центром, и в отношениях между политическим и общественным движением – все это есть. Но единственный путь – искать согласие. Оно появилось, и мы начали продвигаться вперед. Только самоубийцы могут предлагать сейчас вводить тоталитарный режим в стране.
Прозвучало требование: подайте в отставку.
Я говорю; вы не дождетесь от меня ни того, ни другого. Передайте это всем тем, кто вас послал сюда. Больше у нас с вами никаких разговоров не будет. Вы можете сказать, что Президент готов немедленно подписаться под любой телеграммой. А у нас есть повод – мы подписываем 20 августа новый Союзный договор. Кстати – это был конец воскресенья, – я завершал работу над выступлением на этом торжественном акте (в четыре часа вечера еще с Шахназаровым обменивался мнениями, а рядом со мной был другой помощник – Черняев, но он на беседе не присутствовал), там мы встретимся со многими руководителями, а на 21 августа назначено заседание Совета Федерации: мы будем обсуждать все эти вопросы. Надо договариваться о том, о чем мы не смогли договориться на уровне правительства.
Вот они, центральные вопросы. Там надо добиваться решения, говорю, а не таким путем, как вы хотите. Ну что вы – завтра – чрезвычайное положение объявите? Что дальше? Вы хоть спрогнозируйте на один день, на четыре шага – что дальше? Страна отвергнет, она не поддержит все эти меры. Вы хотите сыграть на трудностях, на том, что народ устал, что он готов поддержать уже любого диктатора…
Кстати, я в эти дни как раз и работал с товарищем Черняевым над очень крупной статьей – она вырисовывалась в 32 страницы. И там один из таких сценариев был, и вот его персонажи тут к появились. Моя аргументация по этому сценарию состояла в том, что это – гибель для общества, тупик, это отбросит общество и похоронит все, что мы теперь имеем.
Я готов пойти на созыв Съезда народных депутатов, Верховного Совета, раз у части руководства есть сомненья. Давайте собираться, давайте обсуждать. Депутаты все на местах, знают, что там происходит. Давайте принимать чрезвычайное решение, другие меры. Я буду отстаивать путь согласия, путь к углублению реформ, сотрудничества с Западом, три главных направления, их сейчас надо синхронизировать, взаимодействовать. Тем более есть встречные желания народов сотрудничать с нами сейчас, на этом решающем этапе.
Но это был разговор с глухонемыми. Они уже, видимо, были готовы. Машина была запущена – теперь это ясно. Я сказал: все, больше у нас разговора не может быть. Доложите, что я выступаю категорически против, что вы потерпите поражение. Но мне страшно за народ и за то, что мы сделали за эти годы… Вот так закончилось.
Но после того, как на свой ультиматум они получили мое ультимативное требование доложить мои выводы, все пошло развиваться уже по логике противоборства. Полная изоляция со стороны моря и суши. Осталось со мной 32 человека из охраны. Они до конца решили стоять, разделили все сферы защиты, включая семью, распределили все места. Когда стало известно, что на пресс-конференции сказано было, будто я тяжело болен и вряд ли вернусь к нормальной жизни, то мне стало ясно, что за этим последует то, чтобы фактическая сторона синхронно была подведена под это заявление. То же самое поняли и со стороны охраны. И решено было отказаться от запасов пищи и жить на то, что там у нас было под руками. Я был абсолютно хладнокровен, хотя до глубины потрясен и возмущен политической слепотой и безответственностью этих преступников. Был уверен, убежден, что все это так долго продолжаться не может – у них не пройдет.
72 часа сплошной изоляции, борьбы. Я думаю, было все сделано для того, чтобы психологически сломить Президента. Тяжело это, что же говорить тут.
Каждый день, утром и вечером, я выдвигал и передавал требования о том, чтобы связь была восстановлена, чтобы немедленно прибыл самолет, и я вылетел в Москву, к месту работы. После пресс-конференции я к этим требованиям добавил, чтобы было опубликовано опровержение лживости сообщения о состоянии моего здоровья – сообщение этих очень здоровых людей, у которых руки перед вами тряслись, сказал М.С. Горбачев под смех и аплодисменты журналистов. Вы, продолжал он, ставили хорошие вопросы и поиздевались над ними: это же фарс.
Выключено было все. Но – ребята соображающие – нашли какие-то старые приемники в служебных помещениях, приспособили антенны и начали ловить, что попадется. Лучше всего звучали передачи Би-би-си. «Свободы». Потом появился «Голос Америки», по крайней мере мне так докладывали, ссылаясь на эту информацию. Далее М.С. Горбачев выразил благодарность советским и иностранным журналистам, сказал, что сделал это и в только что записанном на телевидении обращении к советскому народу. Он отметил, что люди заняли гражданскую, ответственную позицию и не пошли на сотрудничество. То, что было сделано, – сделано насильно. Я знаю, сказал Президент, мне уже много рассказали о том, что творилось.
Я хочу сказать здесь перед вами, продолжал М.С. Горбачев, что я – по-настоящему с вами. Все вы увидели, что не зря мы эти шесть лет с таким трудом и в таких трудных и болезненных поисках искали пути движения вперед. Общество отвергло путчистов. Они оказались изолированными. Им не удалось направить армию против народа. Армия вошла в контакт с людьми – и ничего никто не мог сделать. Им стало ясно, что они провалились.
Республики заняли правильную позицию. И здесь я должен воздать должное и на первое место поставить принципиальную позицию российского парламента, российских депутатов, российского правительства и выдающуюся роль Президента России Бориса Николаевича Ельцина.
Я должен сказать, что сегодня заслуживает того, чтобы мы также воздали должное принципиальной позиции москвичей и ленинградцев, жителей многих других регионов. Попытка создать видимость, что страна прямо чуть ли ни поддерживает их… Ну, они что-то и нашли – у нас всего сейчас можно найти.
А в принципе страна отвергла этот кровавый путь. Я думаю, лучшего аргумента, большего плебисцита, свидетельствующих о действительной позиции народа, каким-то иным путем трудно получить. Из всех разговоров, которые я имел за эти дни, – а переговорил я уже с президентом Бушем, президентом Миттераном, канцлером Колем, премьер-министрами Мейджором, Малруни, Хоуком, Кайфу, Андреотти, президентом Мубараком… В общем, кроме Кадафи, Хусейна и Рубикса. (Смех в зале).
Понимаю, что нелегко идут процессы в Прибалтике, в других республиках, но не видеть, что путь их решения совсем в другой плоскости, – это тоже политическая слепота. Вот почему я говорю о Рубиксе – он поспешил побыстрее заявить о том, что, как мне сказали, он поддержал этот комитет.
Когда стало ясно, когда такую непримиримую позицию заняли Россия, ее руководство, другие республики, народ, что армия не пошла против него, они в панике начали искать выход.
Мне доложили, что прибыла группа заговорщиков в Крым на президентском самолете с тем, чтобы Президента привезти в Москву. Когда они пришли, я сказал: посадите их в дом, возьмите под стражу и передайте мое требование, что я ни с кем из них не буду разговаривать до тех пор, пока не будет включена правительственная связь. Они сказали, что это долго. Ничего, говорю, мне теперь уже спешить некуда. (Смех в зале).
Была включена связь, и я начал разговаривать со страной. Поговорил первым с Борисом Николаевичем Ельциным, позвонил Назарбаеву, Кравчуку, Дементею, Каримову. Я им сказал, что стою тут со своим гарнизоном. (Смех.) Но так и было: 72 часа в таком страшном напряжении. У охраны сложилось мнение, что нас могут с моря забрать. Но, как стало ясно, наоборот – моряки давали знак Президенту, что они его могут выручить.
М.С. Горбачев отметил, что флот не участвовал в акциях заговорщиков. Потом, сказал он далее, я начал работать. Я дал указание Моисееву принять на себя руководство Министерством обороны – его отозвали из Крыма, – немедленно вернуть все войска в казармы, в места расположения. И сообщить, что Язов отстраняется от должности и будет арестован.
Все это было сделано. Я нашел коменданта Кремля и спросил, в чьем подчинении полк Комитета госбезопасности, потребовал вызвать командира полка. Вызвали. По телефону дал указание: никому не подчиняться, кроме меня и коменданта Кремля. Он сказал: «Так и будет».
В общем, я начал обзванивать все самые важные точки, чтобы перекрыть сразу все, потому что все это было еще опасно. Могли уничтожить и по пути, и где угодно. Я решил не выезжать.
Потом мне сказали, что летит самолет с делегацией Российской Федерации. Я сказал, что буду прежде всего принимать их. Связался с министром Панюковым, связался с Моисеевым, сказал, чтобы их самолет посадили не в Симферополе (иначе три часа будут ехать до меня), а на военном аэродроме. Дал команду встретить их, организовать транспорт, чтобы привезли. Приехала делегация, мы поговорили и обнаружили большое понимание.
Думаю, то, что мы пережили, прибавило нам всем не только опыта, но и понимания. Вот что значит, когда демократические силы объединены и что значит, когда они разъединены. Ведь мы можем иногда на каком-то вопросе друг другу лбы порасшибать и объявить друг друга чуть ли не врагами.
Мы, сказал далее Президент, начали думать о том, как перебираться. Потом мне потребовалось сделать еще много указаний. Прибыли отдельно Ивашко и Лукьянов. Добрались, хотя им не давали транспорт. Их я принял. Заговорщиков я не принимал и не принял, и не видел их, и не хочу их видеть. Мы их разделили по самолетам, привезли, а при выходе из самолета все были арестованы и изолированы. Я дал команду в Кремль коменданту – никого не пускать из тех, кто сотрудничал с ними.
На завтра я назначил встречу руководителей девяти республик, выработавших Договор и подготовивших его к подписанию. Завтра мы встретимся и должны все обсудить.
Тяжелые уроки, лично для меня – тяжелейшие. Это просто моя тяжелая травма, признался Михаил Сергеевич.
Думаю, что завтра мы выйдем на обсуждение, обдумывание и выработку позиций по главным вопросам движения вперед и новым шагам. Надо видеть в этом не только беду, которая нас постигла, но и огромный шанс, который показали эти события. Они показали истинную позицию нашего народа. В разговорах с руководителями иностранных государств все они обратили внимание именно на то, что позиция народа, позиция армии показали, что в Союзе произошли уже такие перемены, которые обратного хода не дадут. Поэтому они надеются, что мы воспользуемся всеми этими возможностями. Все они заявили, что будут сотрудничать, и считают, что это сотрудничество должно принять более активные, более решительные формы. Я принял сегодня 12 послов стран ЕЭС. Они заявили о своей солидарности и поддержке.
Какие приняты решения? Я издал указ…
Да, кстати, вы знаете, дело так выглядело, что ведь могли уничтожить или что угодно сделать со мной, с семьей, со всеми, кто со мной был, и выдать, что Президент вот такую-то позицию занимает, более того, что, дескать, от его имени и действовали. Поэтому на пресс-конференции мне стало видно все это коварство, хотя примитивное, грубое, как мне один из товарищей из Российской Федерации сказал, даже это не умеют делать, как и многое другое.
Я решил немедленно записаться на видеопленку. Четыре записи сделал, разрезали пленку ребята – Ирина и Анатолий – на четыре части, и мы начали искать каналы, кому можно доверить, чтобы отправить эту пленку.
Президент показывает ее журналистам. Вот одна из них, говорит он, я передаю ее Игнатенко, пусть посмотрит, другие могут появиться, потому что они все-таки ушли. Врач написал свое мнение в нескольких экземплярах, и мы отдали и распространили с тем, чтобы все знали подлинное состояние здоровья Президента. И я наконец выдвинул первые четыре пункта письменно и от руки добавил, чтобы видели, что это я написал (на пишущей машинке четыре пункта написаны), и подписал свое заявление.
Первый пункт: принятие на себя Янаевым исполнение обязанностей Президента под предлогом моей болезни, невозможности исполнять свои обязанности – обман народа и, таким образом, не может быть квалифицировано иначе, как государственный переворот.
Второе. Это значит, что все последующие действия являются незаконными и неправомерными, ни Президент, ни Съезд народных депутатов таких полномочий Янаеву не давали.
Третье. Прошу передать Лукьянову мое требование о срочном созыве Верховного Совета СССР и Съезда народных депутатов для рассмотрения сложившейся ситуации, ибо они и только они, рассмотрев сложившуюся обстановку, вправе решить вопрос о необходимых государственных мерах и механизме их реализации.
Четвертое. Требую немедленно приостановить действия государственного комитета по чрезвычайному положению впредь до принятия упомянутых решений Верховным Советом или Съездом народных депутатов. Продолжение этих действий, дальнейшая эскалация принимаемых ГКЧП мер могут обернуться трагедией для всех народов, еще больше обострят обстановку, а то и полностью сорвать начатую согласованную работу центра и республик по выходу из кризиса.
Я требовал ответа. Мне сказали: ждите, будет. Сначала вообще никаких ответов, потам сказали: будет ответ. Но ничего не было.
Вот такая ситуация.
Сейчас самое главное – надо принять решение. Я отменил все решения и вице-президента, и комитета, и Кабинета, которые в эти дни состоялись. Пользуясь своей властью, я отстранил и освободил от занимаемых постов. А то, что требует решения Верховного Совета, представил на рассмотрение. Прокурор СССР доложил мне, что он возбудил уголовное дело вчера, и мы договорились, чтобы следственная бригада состояла из следователей СССР и РСФСР.
Приняты временные решения и в тех сферах, где нельзя просто такие службы бросать ни на день. Завтра, когда мы встретимся с руководителями республик, начнем обдумывать расстановку сил, в том числе и главным образом, чтобы действовала власть, чтобы согласованные действия нарастали. Нельзя терять времени, есть программа, надо двигаться вперед, решать проблемы. Это самое главное.
Десятки взметнувшихся рук свидетельствуют о том, сколько у прессы вопросов к Президенту СССР. Один из первых сводится к следующему: почему в окружении главы государства оказались люди, способные на мятеж.
Мы никогда не должны забывать, в каком обществе осуществляются реформы, причем в таких масштабах, с такой глубиной и размахом, сказал М.С. Горбачев. Это своеобразие нашей страны. То, что в ней происходило в течение десятилетий, даже столетий диктует не только темпы, глубину преобразований, но и способы, формы решения избранных задач.
Я прямо скажу, что на первых этапах, пока мы не создали общественное мнение, демократическую обстановку в стране, вот такой поворот мог бы увенчаться успехом. И моя задача все эти годы была пронести, сохранить и спасти этот политический курс.
На последних этапах положение изменилось коренным образом. Во-первых, после XIX Всесоюзной партконференции пошли глубокие демократические процессы, создалась другая атмосфера. А затем – выборы и, конечно, гласность. И, конечно, – пресса (даже при всей той направленности и неуравновешенности, что есть и что было в последние дни). Вчера тоже, между прочим, со мной связалась из Российского союза журналистов группа журналистов. Я сказал: знаете, всем нам надо быть очень внимательными, уроки для всех есть, потому что пользовались поводом, остротой, иногда бесцеремонностью, которая в газетах была, – что, вот, дескать, кто идет на смену, народ пугает, вот это ползет диктатура с той стороны. А с другой – другая.
Дав краткий анализ расстановки политических сил в обществе на различных этапах перестройки, Президент продолжает ответ: мы подошли сейчас к решающему этапу перемен. Власть меняется, отношения собственности меняются, федерация меняется. Уже близко подписание было нового Союзного договора. И не случайно то, что сделано, – произошло накануне подписания Договора. Отсюда и острота схваток. Это надо всем понять, извлечь из случившегося уроки.
В этой ситуации все спешили – и сторонники, и противники перемен. Различные подходы, варианты не только возникали, но и публично выдвигались, в том числе, и на Съезде народных депутатов слышалось: «Долой Президента!». Были и призывы создать некий «Комитет общественного спасения». Тут нет никакой новости.
Я же видел свою задачу в том, чтобы сохранить курс перестройки. Впервые в истории этой страны стремился все решать бескровным путем, на основе согласия. Убежден в этом, до конца буду на том стоять!
Президента СССР спрашивают, как он относится к указам и постановлениям Президента России Б.Н. Ельцина, принятым на чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР в дни кризиса..
Считаю, что в той обстановке россияне действовали, исходя из высших интересов. То, что они приняли, было продиктовано этой ситуацией, ответил М.С. Горбачев.
Журналисты просят Президента высказать его личное отношение к организаторам путча.
Я уже сказал, что случившееся – это урок и для меня, ответил М.С. Горбачев. В частности, вижу, что Съезд народных депутатов СССР был прав, когда он с первого захода не избрал вице-президента, а я настоял. Это моя ошибка, и не единственная. Я это вижу теперь. Скажу также откровенно, я особенно верил Язову и Крючкову.
Как после всего этого изменились вы сами, ваше поведение? – спрашивает один из присутствующих.
Мои выводы, говорит М.С. Горбачев,– решительно продвигать вперед реформы. Для этого нужна перегруппировка сил. Этим надо заняться немедленно. Без этого не будет согласованности действий, и мы не обеспечим продвижения реформ.
Один из вопросов касается позиции КПСС в дни кризиса. Журналист, задавший этот вопрос, считает, что партия не имеет права в критический момент уйти в сторону, отмалчиваться. Отвечает ли такой политический организм сегодняшним требованиям?
Считаю, это – один из важнейших вопросов, заявил Президент. Это та реальность, которую мы должны видеть, знать, понимать. Вижу свой долг, буду делать все, что в моих силах, для того, чтобы изгнать из КПСС реакционные силы. На основе ее новой Программы, считаю, есть возможность объединить все прогрессивное, все лучшее, думающее в партии. Поэтому, когда в целом о партии говорят как о реакционной силе, я с этим не согласен. Знаю тысячи людей в ее рядах – они настоящие демократы, привержены перестройке, привержены нашей борьбе. И не сдаются, не гнутся. Вот это должна ясно обозначить новая Программа КПСС. Никогда не соглашусь, чтобы Программа устраивала тех, кто тоскует по старым временам. Поэтому мы должны сделать все для того, чтобы реформировалась сама партия, чтобы она стала живой силой перестройки. Что касается позиций коммунистов, в том числе и по отношению к случившемуся, то, за исключением некоторых комитетов, они во многих случаях, особенно рядовые коммунисты, отмежевались.
Говоря о позиции Секретариата ЦК КПСС, М.С. Горбачев сказал, что руководство заметалось. Но в конце концов под воздействием здоровых сил Секретариат принял правильное решение. Как стало известно Михаилу Сергеевичу, два человека заявили о выходе из состава Политбюро, потому что не согласны с тем, что Политбюро или Секретариат не поддержали требования о поддержке мер чрезвычайного комитета. Как мне сказали, продолжил М.С. Горбачев, это – Шенин и Прокофьев. Но зато там были люди, которые сражались за то, чтобы потребовать немедленную встречу. Это – позиция Ивашко и Дзасохова, особенно Купцова и других. В конце концов было вынесено требование, добрались до Генерального секретаря в Крым. Один из зарубежных репортеров спрашивает: у кого сейчас больше власти – у Президента СССР или Президента России.
Я так вопрос не ставлю, пояснил М.С. Горбачев, мы делаем с Борисом Николаевичем в последние месяцы все для того, чтобы согласие, наше сотрудничество с ним стало постоянным фактором объединения всех демократических сил вместе со всеми республиками. Это показали и последние дни. Давайте думать об этом. Такую позицию кое-кто пытается взорвать, но нас уже закалила ситуация, мы знаем, кто есть кто на самом деле.
Кроме политических, звучит «чисто личный» вопрос: как пережили вместе с вами эти три тяжелейших дня Раиса Максимовна и члены вашей семьи?
Лучше всех пережила Анастасия, внучка, ответил Михаил Сергеевич. Она ничего не понимала и бегала, требовала вести ее на море… И приходилось вести. Но в последние дни охрана потребовала, чтобы этого не было. Потому что может произойти все, что угодно. Поэтому мы, так сказать, окопались, закупорились. Тяжело перенесли все это Раиса Максимовна и дочь, вчера с Раисой Максимовной было плохо, но, кажется, это – эпизод. ‘
Снова возникают вопросы, авторы которых пытаются понять: что же двигало заговорщиками?
Это лидеры той части общества, которая не желает, боится перемен, говорит Президент. У нас в стране – системный кризис, но мы выходим из него.
Один из участников пресс-конференции выражает опасения, что подобные «сценарии» могут иметь продолжение. В этой связи ставится, в частности, вопрос о месте и роли службы охраны Президента в структуре Комитета государственной безопасности СССР, о положении средств массовой информации, их истинной свободе.
Что касается службы охраны, то я не считал этот вопрос настолько важным, чтобы заниматься им сейчас, в это напряженное время. Я к этому отношусь вообще спокойно, ответил М.С. Горбачев. Может быть, есть смысл подумать над этой проблемой, однако и сейчас считаю – не она главная.
Важнее вопрос относительно роли средств массовой информации. Вообще, не вижу иного пути, как сохранить завоевания демократии на этом направлении. Без этого, думаю, не было бы того, что проявилось в нашем народе в эти дни, когда он встал стеной на пути диктатуры, если бы так активно наряду с народом не выступила демократическая пресса. Хочу, чтобы и вы подумали над уроками этих событий.
Нам нужна политическая культура, при которой возможен конструктивный политический диалог. Я – за такой диалог. Однако не могу принять бесцеремонности, бестактности, которые проявляются порой в работе средств массовой информации. Страшно не терплю хамства в прессе по отношению к человеку. Особенно, если человек этот придерживается иного мнения. Какой уж тут плюрализм! Культура и ответственность не повредят ни политическим движениям, ни политической борьбе, ни самой прессе. Убежден, что самое большое воздействие оказывают аргументированные выступления. Я их ценю даже тогда, когда не разделяю авторских позиций, подчеркнул Президент. Нужен анализ, а не политическая трескотня.
Один из вопросов касается выхода из КПСС А.Н. Яковлева.
Уже в отпуске узнал из прессы, каким образом решила ЦКК вопрос в отношении Яковлева, ответил М.С. Горбачев. Это еще раз говорит о том, что действительно предстоит тяжелая борьба за обновление самой партии. Ведь : даже не было разговора с А.Н. Яковлевым. Значит, партия живет ненормально. Об этом следует сказать.
Но и сам Александр Николаевич, думается, поспешил.
А мне он говорил, что будет до конца бороться за реформирование партии. Жалею, что уходят силы, которые должны внести свой вклад в то, чтобы реформировать партию. Вижу собственную роль в этом и не собираюсь сдавать позиции. Я на них останусь. Но не пойду ни на какие уступки в принципиальных вопросах. Они проявились в проекте новой Программы КПСС. До конца буду бороться за обновление партии. Препятствий же для встреч и бесед с А.Н. Яковлевым с моей стороны нет. Тем более для встреч с теми, с кем я много соли съел.
Российский парламент называет А.И. Лукьянова одним из идеологов неудавшегося переворота. Как вы оцениваете его роль?– спросили Президента СССР.
Я беседовал с ним, ответил М.С. Горбачев. Он рассказал о действиях, шагах, которые принимал в данной обстановке. Я принял к сведению все эти заявления. Думаю, мы должны все друг другу сказать начистоту, поставить все точки над «i». Нельзя допустить, чтобы в руководстве страны вновь возникла ситуация, подобная нынешней. Она способна ввергнуть общество в катастрофу.
Поэтому сейчас, когда я говорю о перегруппировке сил, надо подтянуть те силы, которые привержены до конца курсу преобразований и будут за это драться. Я думаю, что все позиции будут обсуждены и в Верховном Совете СССР, и на Съезде народных депутатов. То же и с позицией А.И. Лукьянова: нужно рассмотреть, что в ней есть ценного, конструктивного, а что – неприемлемо. Надо послушать и его самого.
Следующий вопрос вновь касается ситуации в КПСС. Могут ли в ней восторжествовать консервативные силы, возможен ли уход из нее самого М.С. Горбачева, в случае если обновление партии не произойдет?
Я отношусь к людям, которые никогда не скрывали своих позиций, напомнил Президент. Являюсь убежденным приверженцем социалистической идеи. Эта идея пробивает дорогу на протяжении многих веков. У нее много сторонников, они возглавили правительства ряда государств. Есть разные ветви социалистического движения, ибо оно – не какая-то модель, колодка, под которую надо подгонять и общество. Нет, это идея, именно идея, которая включает в себя ценности, выработанные в ходе поиска более справедливого общества, лучшего мира. Это идея, которая питается и многими достижениями христианства, других философских течений. Я рассуждаю как демократ, поскольку не может быть социалистической идеи без демократии, без правильного и надежного решения социальных вопросов. Рассуждая на эту тему, нельзя обращаться лишь к тому, к чему привела реализация сталинской модели организации общества. Какое это имеет отношение к социалистической идее?
Поэтому иной раз и задают вопрос – Октябрьская революция – это катастрофа или все-таки истинная революция? Понимаю, почему такой вопрос возникает. Потому что исторические результаты, на которые рассчитывали люди, делавшие эту революцию, не оправдались. Но это не были результаты реализации идей Октября, подлинно народной революции. То были результаты насильственного внедрения сталинской модели организации общества. Тут нельзя, не следует путать одно с другим. Поэтому я сознательно занимаю избранную позицию. Идеи социализма присутствуют во многих других общественных течениях. Что же касается моих собственных взглядов, то я человек принципиальный. И не флюгер. За все эти годы делали все, чтобы покончить со сталинизмом. Если не осуществить этого, нечего и думать о реализации социалистической идеи. Напомню ленинское положение о том, что социализм – это живое творчество масс. Вот оно, отрицание всякой модели. Сотворить жизнь в каждой стране должны сами люди. И мы должны наращивать, развернуть процессы демократизации во всех сферах. Думаю, что это все – движение к большей справедливости по отношению к человеку, утверждению его прав и свобод, прав и свобод народов. Это и есть движение в направлении реализации социалистической идеи. Таково мое понимание проблемы.
Один из журналистов встревожен: а не осталось ли в обществе, стране корней неудавшегося заговора? С ними нужно решительно бороться.
Не думаю, ответил М.С. Горбачев, что мы должны после всего случившегося организовать «охоту на ведьм», действовать, как действовали в былые времена. Нет. Мы должны в рамках демократии и гласности, движения к правовому государству решать все на основе закона. Поэтому, когда мне сегодня сказали, что после митинга колонны двинулись к Старой площади, к зданию КГБ, общими усилиями было сделано все, чтобы не возникло опасных инцидентов: это был бы большой подарок реакции. Все должно быть только в рамках закона и законности.
Сейчас нужно быть очень внимательными, держать нервы, не поддаваться на провокации. Впереди у всех нас много трудной работы. Прежде всего надо сделать все, что дало бы улучшение жизни людей. Это самое главное сейчас.
Следует еше одна серия вопросов, цель которых – выяснить отношение к недавним высказываниям и поступкам Э.А. Шеварднадзе, а также ряда инициаторов путча. Президенту СССР вновь приходится касаться перипетий сложных человеческих проблем, столкновений и драм в условиях острейшей борьбы за обновление жизни общества от раны. Для меня лично все происшедшее явилось тяжелым испытанием, признался М.С. Горбачев.
Несмотря на то, что Президент вот уже ровно 100 часов находится в состоянии предельного физического и нервного напряжения, он нашел в себе силы ответить также на многие вопросы, заданные ему вне рамок пресс-конференции.
22 августа 1991
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.