Sep
11
Тамбовский летописец. Часть 17
September 11, 2012 | Comments Off on Тамбовский летописец. Часть 17
Вот что произошло в Тамбовской губернии во время крестьянской реформы.
Крестьянин Тамбовского уезда Леонов весною 1861 года разглашал на одном базаре: «всех помещиков велено искоренить, а крестьянам порешили отдать всю землю и сделать их совершенно вольными. И кто из них до Пасхи не отобьется от своих помещиков, тот анафема проклят».
Вокруг краснобая столпились мужики и бабы; тогда Леонов продолжал: «в одном уезде крестьяне взяли у своего помещика всю землю и за это обязались кормить его вечно, но их позвали в Питер и сам царь сказал им: уходите вы от меня с помещиком своим на Китайскую границу и кормите его там, а не здесь в России».
В это время в разговор вмешался Моршанский крестьянин Торгашов.
—Все это так и очень обидно нам, что господа и попы скрывают настоящую о нас грамоту. Настоящее положение о крестьянах выдано с золотым крестом и золотыми буквами написано и при нем приложена медаль.
Около того же времени крестьянин Скопытухин рассказывал в городе Спасске дворянину Жукову следующее: «был я во Владимире в трактире и слышал там, как неизвестные мне люди говорили вот что: господа получили в руки книжки, а в книжках сказано, что если кто из молодых ребят пойдет в услужение к господам, того отдадут в солдаты, а из старых кто наймется, того сошлют в Сибирь, и по таким запрещениям работников у господ не будет и земля сама собою поступит к крестьянам».
В 1861 году в город Спасск приехали из Нижнего Новгорода два молодых человека, Маевский и Олехнович. Оба они были поляки. Так как они показались подозрительными Спасской полиции, то их арестовали, причем нашли у них экземпляры самых нелепых прокламаций, которые они называли манифестами. «Всем крестьянам даруется,— значилось в этих мнимых манифестах,— свобода и земля безвозмездно. Уничтожается рекрутская повинность и солдатам всей армии повелевается возвратиться на родину. Уничтожается подушная подать. В волостях и городах назначается выбор депутатов для избрания властей и членов государственного совета, который полагается учредить в Москве для управления империей».
Между тем в имении княгини Гагариной был такой случай. В ночь на 19 марта 1861 года крестьянин Зубков стал звонить в большой колокол. Сбежался народ. Тогда Зубков стал рассказывать: «старец в монашеской одежде явился мне в сновидении и велел созвать народ к богослужению, дабы все крестьяне молились за дарованные права и сменили все вотчинное начальство, а также и помещицу».
Все эти более или менее нелепые слухи часто приводили легкомысленных Тамбовских крестьян к разным противозаконным действиям. Например, 14 сентября 1860 года к одному усманскому помещику Ханыкову пришел пастух Силин и спросил: «по скольку нам будет от вас земли? Потому — все, мы теперь вольные и про это есть грамота у нашего священника». Силина за такие речи схватили и начали вязать, но он стал обороняться и при этом плевал на Ханыкова и называл его злодеем и тираном, а барского приказчика Карцева ударил по щеке. Все-таки его связали и объявили ему, что его повезут в суд. Тогда он сказал Ханыкову: «ты грозишь мне судом, а я не боюсь его и за мной весь мир пойдет туда же поголовно». Дело это кончилось тем, что Силину дали 50 ударов розгами и потом отпустили на волю.
Под влиянием слухов о воле некоторые Тамбовские крестьяне собрались переселяться на какие-то новые земли. Однажды крестьянин Тарасов пришел в Ново-Николаевское волостное правление (Козловского уезда) и с угрозою стал требовать у старшины царского указа о переселении бывших крепостных крестьян целыми деревнями в любые губернии. «В селе Трубетчине,— говорил он,— поп прочитал уже этот указ всему народу».
Некоторые предупредительные Тамбовские помещики в ожидании крестьянской воли начали продавать своих крепостных на своз. Покупателями у них могли быть, разумеется, только такие дворяне, которые положительно не верили в законность и возможность великой реформы… В 1860 году Елатомский помещик Ярышкин продал своих крестьян села Виряева некоему Королькову. Так как Виряевцам приходилось переселяться в Нижегородскую губернию, а они между тем со дня на день ждали царской освободительной грамоты, то вот, и разбежались по окрестным лесам с малыми детьми и стариками, с своею убогою рухлядью и скотиною. В лесных трущобах Виряевские крестьяне пробыли недолго, голод вернул их домой. Тогда полиция силою хотела переселить их к новому помещику, но они снова в полном составе своем убежали и уже в лесах и оврагах Елатомские полицейские чины ловили их и потом препровождали в уездный острог.
В имении Осипова, Козловского уезда, неповиновение помещичьей власти оказали одни женщины. Розданный им для обработки господский лен они побросали в воду и при этом шумели: «не хотим работать на барина, мы теперь вольные».
В селе Русском, Тамбовского уезда, крестьян волновал солдат Бойкин, по-своему разъясняя им крестьянские права. Результатом этого было то, что крестьяне начали грубить своему управляющему Юревичу. Юревич, как человек благоразумный и осторожный, собрал сход и сказал всему сельскому миру: «давайте, братцы, потолкуем, как нам по-прежнему жить в мире и согласии». В ответ на это из толпы послышались такие слова: «не хотим жить по-прежнему, давай нам лесу, сколько хотим, давай нам овса и сена и не неволь работой».
В селе Бокине крестьяне отказались повиноваться своей помещице Воейковой. Такое решение было высказано ими на мирском сходе. «Слушайте, православные,— говорил на миру крестьянин Ефимов,— уставной грамоты мы не хотим, на сорокадневную работу и девятирублевый оброк нейдем, а на будущий год будем ждать новой царской воли». В село Бокино вытребована была военная команда. Зачинщиков схватили и приготовились сечь. Тогда остальные Бокинские крестьяне, все до одного, разделись и потребовали, чтобы и их секли. «Если уж сечь,— говорили они,— так сечь всех».
Был и такой случай. Помещик Муратовский требовал с своих крестьян оброк. Тогда крестьяне Чуров и Назаров вышли вперед и сказали с усмешкой: «какой теперь, барин, оброк; подожди — может на следующей неделе будущего года и отдадим». С этими словами все крестьяне один по одному пошли по домам.
Подобные беспорядки поддерживались в некоторых Тамбовских имениях самими помещиками и их управляющими.
«Въ имении г. Сатина,— писал генерал Винценгероде,— управляющий старается внушить крестьянамъ, что онъ въ силахъ заставить ихъ работать не два года, а пять и более летъ, и темъ вселяетъ въ нихъ нерасположение и недоверие къ помещикамъ».
«У помещика Итверсена,— писал тот же Винценгероде,— съ крестьянъ собраны были подушные деньги и опять потребованы. Въ имении Шуваловой крестьяне кроме 25-ти рублеваго оброка отбываютъ стеснительную работу. У г. Циммермана крепостные работаютъ даже на Пасху. А у г. Лихарева на барщину гоняютъ и малыхъ ребятъ».
В обширных владениях князя Меньшикова управляющий Миодушевский не давал крестьянам полного надела и отрезывал у них в паровых полях по нескольку сажен у каждого. К счастью, за крестьян знатного барина энергически вступился мировой посредник Л.В. Вышеславцев, вызвал Миодушевского к губернатору Данзасу и покончил дело полным удовлетворением крестьян, несмотря на то, что названный нами управляющий нередко толковал всем крепостным своего господина: «что мне ваш мировой посредник, что хочу, то и делаю».
Крестьянские беспорядки нередко выражались в самых грубых формах. Так, в имениях Воейкова и Венедиктова крестьяне выражали недоброжелательство своим помещикам тем, что по ночам выбивали в их домах стекла. Но особенно часто крестьянские волнения проявлялись в том, что дворовые и тяглые начали истреблять и похищать барское имущество: рубили лес, производили потраву лугов, ломали замки у господских амбаров и овинов и вывозили оттуда хлеб в собственные закрома, а иногда отбирали в свою пользу барский скот и птицу. Во всех этих случаях наивная вольница основывалась на следующем мнимо законном принципе: «теперь все наше, а не барское — потому царь землю нам отдал».
Расхищение помещичьего имущества местами принимало довольно значительные размеры. Так, в дачах помещицы Эйхлер, Темниковского уезда, крестьяне вырубили около 3 тысяч деревьев. Того же уезда у помещика Никифорова полесовщик Аверьянов сжег 50 десятин лесу. Когда начался лесной пожар и к Аверьянову прибежали сказать об этом, он отвечал: «знаю и без вас, что лес горит, ну и пусть себе горит с самими хозяевами».
А в селе Салтыковых Бутах, в имении князя Гагарина, крестьяне вырубили барский лес и после того заявили Спасской полиции, что все они поголовно хотят записаться в казаки.
С особенною силою крестьянские беспорядки обнаружились в следующих имениях Тамбовской губернии: в Козловских имениях Черкасова, Рахманова, Григорьевой и Верещагиной; в Тамбовском уезде — у Рагозы и Урнижевского; в Шацком — у Арнольди, Мосолова и Енгалычевой; в Елатомском — у Чубарова, Москатиньева, Холопова и Никифорова; в Лебедянском — у помещика Арсеньева; в Усманском — у Баранова; в Темниковском — у Веденяпина и у Муханова; в Кирсановском — у Лескен и Андреевского и в Моршанском — у Безобразова. При этом некоторые крестьяне до такой степени увлекались, что принимались разбивать питейные дома и уничтожать изоляторы на телеграфных столбах. *) Когда же в одно имение прибыл для усмирения крестьян генерал-адъютант Яфимович, то его не хотели признавать за генерала: «кто знает,— говорили про него,— генерал ли он, может статься какой-либо подговоренный управляющим имением».
Все Тамбовские крестьянские волнения отличались величайшею наивностью и, разумеется, не представляли для губернии никакой серьезной опасности и весьма скоро укрощались земскою полицией, или же, чаще, мировыми посредниками, которые большею частью были у нас люди образованные, честные, стоявшие на высоте своего призвания. Случаи вмешательства в крестьянские дела военных команд в Тамбовской губернии были очень редки и отличались характером известных экзекуций, после которых волнения и недоумения обыкновенно совершенно прекращались. **) Не один десяток архивных связок, относящихся к эпохе крестьянской реформы, рассмотрели мы и ни разу не встретили фактов вооруженного сопротивления Тамбовских крестьян воинским командам. Все крестьянские бунты в Тамбовской губернии выражались обыкновенно так. Крестьяне упорствуют в известных мнениях и не слушают земской полиции и при этом думают, что они правы и закон на их стороне. После этого в села и деревни приходят военные команды, крестьян окружают и секут. Результатом этого сечения всегда было полное раскаяние и повиновение со стороны крестьян, которые делались тише воды, ниже травы. Причиною такого сравнительно мирного исхода Тамбовской крестьянской реформы было между прочим то, что в описываемое нами время в Тамбовской губернии был весьма счастливый выбор мировых посредников и жандармских офицеров — людей безукоризненно честных.
Заканчивая нашу речь о Тамбовской реформе 1861 года, мы не можем не помянуть добрым словом Тамбовского губернатора К.К. Данзаса, при котором эта реформа осуществилась. Данзас отлично знал, в каких уездах губернии какие помещики и какие крестьяне. Вследствие этого он отдавал такие приказания. Приезжает к нему известный деятель по крестьянской реформе и требует инструкций. «Пугните крестьян» — внушает ему Данзас. Приезжает другой уездный деятель. «Пугните помещиков»,— советует Данзас. А третьему говорить: «не мешайтесь в переговоры между помещиками и крестьянами: дело без вас лучше устроится.» И всегда по этим советам Данзаса крестьянские и помещичьи недоразумения оканчивались в известной степени благополучно.
*) В числе арестованных за крестьянские беспорядки оказались следующие лица: семинарист Кринский, дьякон Говоров, чиновники Баженов и Турчанинов и купец Ширяев.
**) Для усмирения Тамбовских крестьян в 1861 году на военное положение поставлены были Казанский, Азовский и Углицкий полки и несколько стрелковых батальонов.
Назад | Оглавление | Далее
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.