Oct
29
Чума 1771 года в Тамбовской и Шацкой провинциях. Часть 1
October 29, 2012 | Comments Off on Чума 1771 года в Тамбовской и Шацкой провинциях. Часть 1
Вскоре после известного Московского чумного бунта Воронежский губернатор А.М. Маслов прислал в Шацкую провинциальную Канцелярию ордер следующего содержания: «въ империи обнаружилась прилипчивая смертная язва и отъ той язвы люди скоропостижно помираютъ, посему надлежитъ принимать наикрепчайшую предосторожность и следить за ее развитиемъ недремлющими глазами подъ опасениемъ тяжкаго по законамъ взыскания. Присемъ воеводамъ провинции поставляется на видъ произшедшее въ Москве въ подломъ народе замешательство, дабы беглецы и зараженные изъ Москвы не могли распространить заразы по уездамъ Шацкой провинции.» *)
Провинциальные власти, уже немало напуганные молвой о Московской чуме, немедленно приняли против нее свои меры и гонцы-солдаты поскакали во все провинциальные уезды с самыми строгими предписаниями провинциальных воевод. Вскоре во всех Тамбовских и Шацких уездах назначены были карантинные смотрители из местных дворян. На въездах и выездах всюду поставили обывательские караулы. Всем дворянам, купцам и мещанам вменено было в обязанность сидеть дома и таким образом подавать пример добропорядочной жизни невразумительному народу. Дома и пожитки велено было чаще проветривать и с наступлением зимних холодов вымораживать. Кругом сел и городов и внутри дворов начали курить дегтем, навозом, ельником и можжевельником. Сообщения края внезапно почти совсем прекратились, потому что на всех заставах беcпрепятственно пропускали одних только правительственных курьеров.
Тогда началась великая и повсеместная беда в наших провинциях. Крестьяне бросили посевы и жители многих селений подверглись голодной смерти. В базарных селах и городах приостановилась торговля **). Провинциальные фабрики и заводы были закрыты. На пристанях задержаны были струги и барки с хлебом, солью и разным товаром. На одной Вышенской пристани (на р. Выше) разом подвергли шестинедельному карантину более 40 стругов. От неосторожного куренья на карантинных заставах и дворах начались беспрерывные пожары. «Отъ великихъ огней,— жаловались наши воеводы,— особливо во время ветровъ и вихрей, бываютъ многия пожарныя спаления». Напуганное слухами о чуме духовенство нередко отказывалось совершать церковные требы, вследствие этого родильницы оставались без очистительных молитв, младенцы — без святого крещения; больные умирали без исповеди и причастия, а умершие лишались христианского погребения. В народе началось усиленное пьянство, которым толпа думала залить ту панику, которая овладела ей вследствие разных действительных и мнимых ужасов чумной заразы. В 1771 году питейная контора в одном городе Шацке продала более 19,000 ведр водки. В эти бедственные времена крестьяне некоторых Тамбовских и Шацких сел, крепостные и экономические, взбунтовались и не хотели признавать никаких властей. С особенной силой крестьянские бунты обнаружились в селах Дерябкине и Липягах. Между Шацком и Тамбовом появились сильные разбойнические партии, так что и проезду иметь было невозможно. Таким образом чумная паника потрясла у нас коренные общественные основы…
Общая тревога увеличивалась от тех беспорядков, виновниками которых часто были сами карантинные смотрители и караульные. Иногда у въезжих ворот все часовые были неграмотны, поэтому задерживали проезжих до приезда карантинного смотрителя. Впрочем, за водку и за деньги караульные часто пропускали и безбилетных, а по неопытности и недосмотру смотрителей свободно проходили заставы и такие путешественники, у которых были фальшивые билеты, фабрикация которых сделалась в то время специальным промыслом в некоторых селах Шацкой провинции. Иные карантинные смотрители по своему скудоумию вовсе не признавали чумной заразы, представляли все на волю Божью и утешались в своем бездействии беспрерывными кутежами. Таким образом многие заставы превратились в самые разгульные кабаки и шло там разливанное море и в похмельном чаду забывали легкомысленные люди о грозной каре Божией. Некоторые дворяне-вотчинники не слушались начальства и не хотели допускать в свои имения карантинных смотрителей. Так например, когда смотритель Богомолов приехал в Кирсановское имение Свищова, то помещик прогнал его и за объявление карантинных правил грозил перебить ему руки и ноги. В имении у этого сердитого помещика уже немало было странных смертных случаев, в его приходской церкви давно уже прочитано было правительственное объявление о заразе, а он все свое твердил: «прилипчивой болезни у меня в имении нет и быть не может.»
Хмельные смотрители и караульные, притесняя проезжих и прохожих, иногда снимали с них всю одежу и отбирали всю поклажу и деньги, бросая последние ради ассенизации и безвозвратно в квасную гущу. Вследствие этого крестьяне начали ездить но дорогам толпами и вооружаться для безопасности от карантинного начальства дубинами. Находились и такие радетели общественного блага, которые совершенно бессмысленно пользовались своим смотрительством, беспричинно притесняя народ. Один из таких народных опекунов, дворянин Евсюков, ездил по селам и заставам и бил караульных и приезжих без всякой вины немилостиво. Когда же наступила зима 1771 года, то во всех селах своего смотрительского района он выгнал обывателей из изб с целью проветривания воздуха. А как на грех та зима была лютая и от той морозной лютости замерзал народ. От этого энергического распоряжения нелегко было и взрослым людям, но в особенности жутко было на морозе малым детям, которые начали помирать от простуды в огромном количестве.
Лучшей памяти заслуживают следующие карантинные смотрители: Богомолов, Свечин, Аничков, Фролов-Багреев, Владимиров и Суровцов. Эти в простоте своей усердно жгли навоз и не давали езду и ходу ни конным, ни пешим… Конечно, в их деятельности особенного разума не было, зато много было посильного честного усердия.
К числу условий, благоприятствовавших развитию чумной эпидемии 1771 года, надобно отнести также почти совершенное отсутствие у нас медицинской помощи и гигиенических предосторожностей. В 1771 году во всей Шацкой провинции было только два врача: Зигфрид и Рамелоф — оба крайне сомнительные в научном отношении. В то же время во всех Тамбовско-Шацких городах и селах покойников хоронили около приходских церквей и притом зарывали их небрежно и неглубоко. В Кадомском уезде в 1771 году был конский падеж и всю палую скотину зарывали внутри сел, часто и во дворах, и только самые осторожные обыватели сваливали падаль на выгонах. От этого происходило то, что собаки ежедневно разрывали трупы животных и с кусками зараженного мяса разбегались по всем усадьбам. О всякой другой грязи и нечистот, с которыми издавна так свыкся простой русский человек, и говорить нечего; в описываемое нами время все русские поселения были еще обильнее всякими миазмами, чем теперь… Правда, по нашим провинциям безденежно рассылались печатные экземпляры с указанием предохранительных мир и лечения от заразы, но редкий из наших предков обращал на них какое-нибудь внимание.
Подробных сведений о развитии местной чумной заразы 1771 года мы не имеем. Впрочем и те отрывочные архивные данные, которые находились в нашем распоряжении, свидетельствуют о грозных размерах эпидемии и довольно ярко рисуют нам картину народного бедствия, память о котором в настоящее время почти исчезла в нашем крае.
*) Несомненно, такой же ордер был послан и в Тамбов, вместе с Шацком подчиненный Воронежскому губернатору, но нам не удалось прочитать его в архивах.
**) Некоторые города, например Моршанск. терпели от этого страшные убытки. В описываемое нами время Моршанск вел обширную хлебную торговлю. Например 7 марта 1771 г. в Моршанск въехало 11,560 подвод. 8-го 13,191 подвода, и вдруг вся эта торговля прекратилась…
Назад | Оглавление | Далее
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.