Oct
29
Чума 1771 года в Тамбовской и Шацкой провинциях. Часть 2
October 29, 2012 | Comments Off on Чума 1771 года в Тамбовской и Шацкой провинциях. Часть 2
С особенной свирепостью чума действовала в селах Конобееве и Аладьине, по всему течению реки Цны и в городе Козлове. Все эти зараженные места оцепили и предоставили их собственной участи. Изредка к их заставам подвозили провиант, причем извозчики, свалив в кучу свою поклажу, опрометью скакали назад и даже денег не брали, вполне доверяя чумным обывателям, которые бросали следуемые с них деньги в квасную гущу. Деньги от кислоты чернели, а народ объяснял это явление силой эпидемии и окончательно поддавался паническому страху. В города и села постоянно приходили известия, иногда преувеличенные о смертных случаях. Рассказывали о проезжавших по большим и проселочным дорогам, которые умирали внезапно. Подобные случаи действительно бывали… Тогда чумных покойников хоронили в лесах и полях в платье, до которого никто не смел прикоснуться. А телеги и сани тут же жгли. Погребавших же запирали месяца на полтора в необитаемые избы и строго охраняли их. В это время к заключенным никто не входил и пищу подавали им, по преданию, на длинных шестах-рогачах. «Зараза была такая сильная,— говорят местные старожилы,— что если кто притрагивался к зачумленному трупу каким-нибудь острым орудием, то видно было, как чумная чернота ползла вверх».
Едва ли не самое тяжелое впечатление на весь наш край произвел следующий действительно замечательный случай.
В сентябре 1771 года по реке Цне плыло казенное судно с арестантами, под начальством поручика Филиппова. Около села Высоких Полян судно вдруг остановилось, так как командир его бежал в Касимов и в экипаже обнаружилась ужасающая смертность. Все конвойные унтер-офицеры умерли, из малочисленной команды выбыло 24 человека, арестантов погибло 120 человек. «Мерли люди,— докладывал об этом происшествии Шацкому воеводе случайный командир казенного судна гарнизонный солдата Балясников,— скоропостижно и неведомою болезнию». По распоряжению Шацкого воеводы Лопатина зачумленную барку задержали на шесть недель и совершенно удалили от берега. Вместе с тем отдан был приказ провинциальной канцелярии, чтобы все военные и арестантские команды остановлены были в полях и чтобы они сами выстроили себе шалаши и жили в них в течение шести недель, уклоняясь от всякого сообщения с окрестными жителями.
Наибольшее количество умерших от чумы было в городе Козлове. По преданию, весь Козлов во время эпидемии был как бы мертвым городом. Все обыватели сидели дома и боялись выходить на улицу. Только караульные расхаживали по кварталам, подходили к обывательским окнам и кричали в известном смысле: ельник и можжевельник! Тогда измученные смертным страхом жители вспомнили Бога и понесли в храмы Божии свои жертвы. Шли в церкви купеческие молодицы и несли туда свои более или менее дорогие украшения, привешивая их к иконам Богородицы. Шли в церкви крестьянские труженицы и умилостивляли Бога холстами, которые они навешивали на иконостасы, и полотенцами, которыми покрывались иконы. Болезнь однако не унималась, но зато и вера народная крепла и легче стало Козловскому миру сносить иго Божие. С тех пор город Козлов славится по всей Руси богатыми церковными утварями и звучными колоколами. На площадях городских стали воздвигаться каменные храмы прочной архитектуры. Па-мятником великого народного бедствия 1771 года в городе Козлове в настоящее время служит соборная Покровская церковь, построенная гражданами, по подписке 23 октября 1771 года Козловские обыватели составили следующий приговор, копию которого мы приводим почти дословно.
«Города Козлова духовнаго и светскаго чина жители, видя праведно отъ Бога посланный на градъ сей въ смертной язве гневъ, страшась онаго, напоминая каждый грехи свои, прибегаемъ, смиряя постомъ души, къ Помощнице рода христианскаго — Богородице. И отныне да будетъ седмица сия отъ 24 октября по 29 — пост, а того дня светел праздникъ Божией Матери». 29 октября 1771 года Козловские жители устроили вокруг города крестный ход. За крестами и иконами, за протоиереем Иоанном и духовенством — шли все обыватели; малых детей взрослые несли на руках своих. В поле процессия остановилась и соборный протоиерей произнес, после уставного молитвословия, следующие простые и трогательные слова. «Владычица Богородица, утоли рыдание слез наших и призри на смирение наше!»
На другой день Козловские жители снова понесли в храмы свои умилостивительные жертвы. Тяжкая беда «равняла сословия, звания и состояния. Начиная с Козловского воеводы Михаила Карцова и до последнего работника все граждане смирились и духовно покорились духовенству. «Созижди, Боголюбивая Царица,— писали Козловцы в своем мирском приговоре,— соборный храмъ нашъ подъ смотрениемъ служителя твоего и отца нашего протоиерея Иоанна».
Козловская беда давно прошла. Давно уже состарились внуки свидетелей чумной заразы, но крестный ход в память 1771 года и теперь есть в Козлове. Только поста, приговоренного прадедами, не исполняют правнуки.
Не в одном Козлове общественная беда выразилась религиозно. Почти на всем пространстве обеих наших провинций произошел нравственный перепорот (к сожалению — временный). По известной русской пословице, многие люди от гнева Божия очнулись и перекрестились, забыли свои мелкие и крупные ссоры, забыли интересы всякого хищения и стали богомольными. Многие помещики начали строить ружные церкви и отпускать крестьян на волю, например князь А.А. Долгоруков, а в городах и богатых селах возникли кладбищенские церкви. Между тем во всех приходах принялись устраивать кладбища не ближе ста сажень от жилья и рыть могилы глубиной в три аршина. Кругом кладбищ появились ограды и канавы, чего прежде у нас не бывало.
В 1772 году чума в наших провинциях прекратилась. Но до самого 1774 года чиновники разъезжали по уездам для наблюдения за исполнением карантинных мер. Кругом сел стояли караулы, а во дворах и на выгонах горели огни, курился ельник, можжевельник, деготь и навоз. Все эти меры предосторожности разом были оставлены, как только пошли известные тревожные слухи с Поволжья. Таким образом одна народная беда сменила другую и трудно сказать, какая из них была горше для Тамбовско-Шацкого народонаселения, и без того далеко не избалованного условиями жизни.
Век Екатерины II вообще полон внешнего блеска. Блестящие победы русских войск, которыми предводительствовали истинные герои; великолепный Петербургский двор, в котором на первом плане фигурировали многочисленные и быстро сменявшиеся фавориты; вельможная и барская роскошь, удивлявшая заезжих иностранцев, быстрое и так сказать обрядовое сближение высших классов с западной Европой — вот показная сторона нашего славного века. Но за этими декорациями скрывалась темная, бедная и безправная жизнь народной массы, слишком дорого платившей за внешний государственный блеск.
Переходим к пугачевщине.
Назад | Оглавление | Далее
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.