Oct
31
Пугачевщина в Тамбовско-Шацком крае. Часть 1
October 31, 2012 | Comments Off on Пугачевщина в Тамбовско-Шацком крае. Часть 1
Обе наши провинции по своим бытовым условиям, представляли самый горючий материал для развития пугачевщины. Местные инородческие элементы, Татары, Мордва и Мещера, также далеко не отличались политической благонадежностью. К довершению беды военные средства наших провинции в 1774 году оказались в самом жалком состоянии, так что край застигнут был переворотом совершенно внезапно, врасплох. Шацкая крепость, бывшая главным оплотом целой провинции, разваливалась и грозила своими гнилыми бревнами не бунтовщикам, а мирному городскому населению, как об этом свидетельствует следующий отзыв Шацкого воеводы Лопатина: «имеется у насъ издревле построенная дубовая крепость, которая ныне весьма ветха и мы опасение имеемъ, чтобъ отъ той ветхой постройки не учинилось проходящему народу какого ущербу».
Шацкая крепостная артиллерия представлялась тоже далеко не в воинственном виде. Она состояла из девяти чугунных пушек и трех дробовиков, причем крепкие лафеты были только под тремя орудиями. Артиллерийских снарядов в Шацком арсенале было немного и в случае осады города их не могло хватить для одной Шацкой крепости. Бомб было только 80, пушечных ядер около 5500, фитилю 8 пудов 25 фунтов.
Гарнизон в городе Шацке в 1774 году состоял из 12 унтер-офицеров разных наименований и 42 человек рядовых при 17 офицерах. Кроме того в состав Шацкой инвалидной команды входили барабанщик и фельдшер. Из этого числа в ружье могли стать только 50 человек, так как четырем солдатам не доставало ружей: они сгорели во время большого Шацкого пожара в июне 1769 года. Почти все ІПацкие солдаты были люди старые, худые и неумелые. «И те инвалиды,— доносило по команде провинциальное начальство,— въ разсуждении старости, дряхлости и болезней пешкомъ иттить въ походъ не могутъ». Многие из этих горемычных солдат страдали слепотой, недержанием мочи, килами и застарелыми ранами. Сверх того все они не получали жалованья и ходили оборванные. «Дневной пищи,— жаловались они Воронежскому губернатору Шетневу,— сварить намъ не чемъ и принуждены будемъ, оставя свои избы, разойтиться по разнымъ местамъ».
Военные силы других городов наших провинций были не в лучшем состоянии и отличались от Шацкого гарнизона только сравнительной малочисленностью. В каждом из наших уездных городов было по 27 человек рядовых. Все они вооружены были еще в 1763 году и многие солдатские ружья не могли уже стрелять. Шпаги тоже притупились и изломались. По поводу тревожных слухов с Поволжья и Яика негодные ружья и шпаги отосланы были к Воронежскому оружейному мастеру на поправку, но Воронежские власти не спешили и оставляли Тамбовско-Шацких инвалидов безоружными. «Все готово,— уведомляли они наших воевод,— точию везти не на чемъ».
При таких условиях местные помещики, которым грозила наибольшая беда, приготовились к самообороне. Они вооружили своих дворовых и начали обучать их военному искусству. На этом поприще особенно отличался владелец села Гагарина Петр Пашков, который ежедневно делал своей дворне военные репетиции и тревоги на случай нападения пугачевцев. По сигналу с барского двора все Гагаринские жители должны были бежать к Пашковской усадьбе и занимать известные места. При этом наблюдалась самая строгая дисциплина, за малейшее нарушение которой полагались тяжкие взыскания. Однажды, несмотря на сигналы тревоги, пономарь Федот Емельянов замешкался в церкви. Отсутствие его сейчас же замечено было самим Пашковым и по этому поводу немедленно сделано было такое распоряжение. Ударили в набат и собрали народ около церкви. Сюда же привели провинившегося пономаря, высекли его арапниками и остригли ему голову.
Между тем в провинциях Тамбовской и Шацкой стали ходить усиленные слухи о Петре Федоровиче. Народная масса стала глухо волноваться и ждать истинного царя-освободителя крестьянства. Первым пионером пугачевщины в нашем крае был Саратовский фурьер Филиппов. В селе Тростянках Шацкого уезда он разглашал такие вести: «около Оренбурга собирается царское войско и сам царь скоро объявится там же». Филиппова схватили и привезли в Шацк.
Слова Филиппова возымели свое действие немедленно. Крестьяне Шацкого уезда, Борисоглебского стана, насильно запахали в свой пользу помещичьи земли и вырубили все заповедные рощи. «Все теперь наше,— говорили они,— царь жалует нам всю землю».
С целью вразумления простонародья в городах и селах начали читать манифесты о Пугачеве. Священники читали их с церковных амвонов, а провинциальные чиновники, становясь на возвышенные места, оповещали народ о самозванце на базарах.
«Наши верные подданные,— гласил манифест,— никогда не допустятъ себя уловить никакими ухищрениями людей злоковарныхъ, ищущихъ своей корысти въ слабомыслящихъ людяхъ и не могущихъ насытить своей алчности иначе, какъ опустошениями и пролитиемъ невинной крови».
Вместе с манифестом вскоре начали читать народу Синодское послание, в котором Пугачев изображен был в следующих резких чертах: «отринувъ мысль о правосудии Божиемъ, онъ испровергаетъ святые алтари, расхищаетъ священные сосуды, съ ругательствомъ попираетъ святыя иконы, разграбляетъ и разоряетъ святые храмы, зверскимъ образомъ неповинныхъ умерщвляетъ, ввергаетъ себя изъ порока въ порокъ, изъ нечестия въ нечестие. Сей есть сожженный совестию. Православные христиане! Онъ злодей отечества, онъ врагъ Богу, церкви и отечеству. Отвратитесь отъ него, а паче отвратите его злодейства».
Но толпа мало уже верила представителям правительства и шла своим роковым путем. Однажды майор Сверчков читал манифест на базаре в селе Инжавине. Крестьяне столпились вокруг него и по окончании чтения смело сказали ему: «что ты ни читай и ни толкуй, а шила в мешке не утаишь».
В то же время по городам обеих наших провинций ходил по рукам известный пасквиль. Начинался он словами: «пришло время искоренить дворянское лихоимство». А оканчивался так: «въ ню же меру мерите, возмерится и вамъ».
Бывало и так, что правительственные чиновники сами принимали сторону Пугачева. Таким образом поступил прапорщик Васков, посланный в Наровчатский уезд для увещания волновавшихся дворцовых крестьян. На мирском сходе в одном селе он произнес следующие слова: «с нынешнего года всем крестьянам государственных податей платить не велено.» В таком же духе действовали отставной сержант Ермолов и помещик Васильев. А некоторые священники, например о. Иродион из села Гремячки, отказывались читать в церквах правительственные манифесты и через это укрепляли в темном народе веру в Петра III-го. От священников не отставали и младшие члены клира. Дьячок села Нестерова Попов весной 1774 года, по выходе из церкви, так говорил сопровождавшей его крестьянской толпе: «в Оренбурге подымаются царские люди и хотят перевести весь дворянский корень.» Слова эти так взволновали народ, что он вернулся в церковь и принудил духовенство служить молебен о здравии царя Петра Феодоровича с наследником.
Некоторые духовные поступали еще решительнее. Они открыто объявляли себя сторонниками Пугачева и его именем набирали разбойничьи шайки. Весной 1774 года села Рузановки поп Василий Филиппов да Астраханский поп Федор Иванов с шайкой в 16 человек учинили разбой в доме майора Сергея Львова в селе Кудрине. Сам Львов успел вовремя спастись, но зато лишился всего своего имущества. В это же время села Долгоруковщины поп Андрей Васильев так говорил крестьянам втайне сочувствовавшим Пугачеву: «примите меня к себе и я буду у вас за атамана.»
Таким образом положение Тамбовско-Шацкого края принимало грозный и анархический характер. Многие крестьяне наши, забирая жен, детей и пожитки, ночным временем бежали на Волгу, в Бузулуцкие и Донские степи и на Ахтубенские заводы. Тогда местное дворянство приняло против бунта, с разрешения правительства, усиленные меры. Оно сформировало для разъездов конный отряд в 500 человек под начальством полковника Брюхатова. Тогда же Воронежский губернатор Шетнев подкрепил слабые гарнизоны наших провинций военными командами, общая численность которых не доходила до 1000 ружей. «И таковыми командами,— жаловался Шацкий воевода,— въ искоренении тех злодеев исправиться никакъ не можно.» В апреле 1774 года пугачевцы проникли наконец и в нашу Шацкую провинцию. Сам Пугачев, как известно, не дошел до нашего края. Вместо него у нас действовали следующие лица: Львов, Евстратов и Кирпичников, не считая мелких пугачевцев. Первые двое именовались царскими полковниками, а последний — директором. Из них более видным деятелем был полковник Львов, впоследствии разбитый под Царицыным и взятый в плен.
Назад | Оглавление | Далее
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.