Oct
31
Пугачевщина в Тамбовско-Шацком крае. Часть 4
October 31, 2012 | Comments Off on Пугачевщина в Тамбовско-Шацком крае. Часть 4
Мы указали на более замечательные факты из эпохи пугачевщины в пределах Тамбовско-Шацкого края. Но это далеко не все, что следовало бы сказать на данную тему. Тяжкая година прошла у нас сравнительно глухо, масса народных бедствий не занесена в местные летописи и никому вполне не ведомы былые всенародные русские слезы… В Шацких архивных документах довольно смутно говорится о том, что пугачевские партии захватили почти все уезды двух наших провинций, что везде бывали они недолго и оставляли по себе страшную память: «те воровские люди,— говорять Шацкие летописи,— секли многихъ людей плетьми и жгли огнемъ и били кистенями и пожитки безъ остатку грабили».
Сравнительно долго оставались пугачевцы в следующих селах Шацкой провинции: в Атюреве, Кочетовке, Тростянке, Белоречье, Кириллове, Сядемке, Красной Дуброве и Карае. В нынешнем городе Спасске они забрали безденежно все казенные питьи и денежную казну пограбили и множество людей повесили. То же самое сделано было ими в селах Кармалейке, Егановке, Зарубкине, Виндряевском Заводе, Анаеве, Каргашине и Журавкине. Во всех этих (последних) местах мятежники служили благодарственные молебны и в знак победной радости, стреляли с церковных папертей из ружей и из пушек. Ходили они шайками человек в 500 и более, а главными вожаками были у них пономарь села Высокого Саватий Марков и мордвин Родион Филиппов. Оба самозванно именовались царскими офицерами. Эти мнимые офицеры между прочим проникли и в Вышенскую пустынь и ограбили там соборную Успенскую церковь. Монахов однако не тронули. Главную силу указанной нами мятежной партии представляли колодники, присоединившиеся к царскому войску во время разорения города Троицка. Из Вышенской пустыни пугачевцы поплыли по рекам Выше и Цне в Елатомский уезд, где и разбили стеклянный завод купца Коржевина. Дорогой, выходя на берега, собирали они окрестное духовенство и заставляли его молиться о здравии царя Петра Федоровича и его христолюбивого воинства. В селе Никольском пугачевцы напали на усадьбы помещика Реткина, у которого укрылись все его ближайшие соседи, и всех их вместе с хозяином захватили с собой. Что потом было с этими несчастными — мы не знаем. Но кажется — пугачевцы никого не щадили. В это время к шайке присоединился однодворец Стерлигов. Это был замечательно жестокий человек, путь которого ознаменован был убийствами и пожарами без всякой пощады. В шайке Стерлигова находилось немало пленных Турок и Черкес, атаман которых Шевченко получил от самого Пугачева указ строить в Темниковских, Кадомских и Керенских юртах казацкие крепости.
Поджидали пугачевцев и в Кадоме и городская толпа, не боясь приказных чинов, громко и сочувственно поговаривала о Петре III-м. Однажды к Кадомской тюремной избе подошел крестьянин Слепцов и говорил колодникам: «молитесь Богу, скоро всем вам будет выпуск и то учинит сам государь». В числе колодников был дьячок Игнатов. Увидал он на другой день Кадомского протопопа и в окно закричал ему: «скоро придут сюда царевы люди и я упрошу их тебя повесить».
Между тем в августе 1774 года в наш край начали вступать сильные правительственные команды из отрядов князя Голицына и генерала Мансурова. Некоторые из них прошли дальше на восток, другие же остались у нас, например гусары полковника Древица, Донские полки Ребрикова и Янова, батальоны Нарвского и Великолуцкого полков и весь Ладожский полк. Вскоре прибыл в Шацк и затем в Керенск сам П.И. Панин, а 2-го октября в Шацкой провинциальной канцелярии получено было официальное уведомление о совершенном истреблении государственного злодея, богоотступника и бунтовщика Пугачева. Тогда началось быстрое усмирение края и жестокое возмездие. Для устрашения взволнованного народа во всех селах наших провинций поставлены были виселицы, глаголи и колеса. Подозрительных крестьян без суда били плетьми и сдавали в солдаты, а жен и детей их подвергали долговременному тюремному содержанию. На сечение разных людей не хватало плетей и все воеводские канцелярии озабочены были усиленным их изготовлением. Не хватало также кандалов для бесчисленных колодников и потому все кузнецы обеих наших провинций завалены были спешной работой с платой по рублю за экземпляр. В то же время были случаи самых изысканных пыток и казней. Приверженцам Пугачева отрезывали уши и рубили пальцы, которыми те злодеи Пугачеву присягали. Иногда военная команда вступала в бунтовавшее село и казнила жителей его по жребию, иных вешала на глаголях за ребра, других колесовала и четвертовала. Таким образом ужасы дикого восстания сменились не менее свирепыми оргиями военной расправы… По всем большим трактам Тамбовской и Шацкой провинций началась гоньба правительственных курьеров и других официальных лиц, крайне стеснявшая местных обывателей. Так, крестьяне села Бокового Майдана жаловались: «самую рабочую пору мы все, кроме малыхъ и старыхъ, денно и нощно содержимъ бекеты и почты и оставили хлебопашество и разорились. И темъ Его Сиятельство графъ П.И. Панинъ привелъ насъ и нашихъ лошадей въ крайнюю худобу». При этом некоторые команды вели себя в наших селах, как в неприятельской земле. Грабежи казацкого хорунжего Григоренкова были таковы, что все дворяне района его воинских подвигов принуждены были составить о них особый протокол для представления высшему начальству. Сам полковник Ребриков, как жаловался на него управляющий в имениях князя Долгорукова, произвел опустошение в помещичьем доме в селе Вячке. А офицер Богданович, ходя по Борисоглебской воеводской канцелярии, с великой пышностью и гордостью махал тростью и приговаривал: а я не иначе с кем равняюсь, как с генералом. Тогда наступила величайшая и повсеместная бедность в нашем крае. «Въ минувшую смутную пору,— доносила по команде Краснослободская воеводская канцелярия,— экономическихъ сборовъ въ приходъ ничего быть не имелось». Из других мест поступали заявления такого рода: «отъ того государственнаго злодея приключилось всемъ крайнее разорение и податей взыскать не съ кого». Больше всех пострадали конечно крестьяне, но и помещикам было нелегко. Многие из них писали в Петербург: «съ того разорения никакого имущества у насъ не имеется и все люди разбежались, а иные люди наши отпущены кормиться милостынею».
Особенно тяжело пугачевская эпоха отозвалась на нашем приходском духовенстве. Во многих приходах, как известно, причты встречали мятежников с церемонией. Так поступали наши священнослужители, спасая свой жизнь, и особенно винить их за это не хватает духу, потому что по своему развитию они были те же крестьяне. Священник села Тарадей Иван Андреев был даже из крепостных и мы думаем, что этот случай в описываемое время был не единственный… Разумеется, в данном случае, наши духовные обнаружили трусость характера, но едва ли за это отрицательное преступление следовало подвергать их особенно суровой каре. Граф П.И. Панин разделил подсудное духовенство на три категории. К первой принадлежали те лица, которые добровольно встречали пугачевцев. Этих было меньшинство. Ко второй и самой многочисленной категории отнесли тех священнослужителей, которые не бежали от мятежных шаек и пассивно покорялись обстоятельствам. Наконец в третью категорию попали те, которые бежали из своих приходов, но случайно, по принуждению, оказывались в среде бунтовщиков, причем не имели мужества противиться движению. Самые суровые наказания достались конечно первой категории. Священников с причтами лишали званий, с пристрастием допрашивали и в заключение разнородных пыток сдавали в солдаты или на каторгу. Последние же категории относительно были помилованы, т.е. освобождены от ссылки и солдатчины, но все-таки лишены санов и пущены по миру… Тогда по всей нашей епархии началась великая беда и редкое духовное семейство не оплакивало бесконечного своего разорения. В Починковской волости попали под суд 35 причтов. В Наровчатском уезде неподсудным духовным лицом оказался один только дьячок, имени которого к сожалению мы не знаем. Целые сотни духовных сделались несчастными и невольными жертвами пугачевского движения. Имена этих страдальцев большей частью забыты, но самое число их свидетельствует о той массе человеческого горя, которая в настоящее время прикрыта исторической давностию… С особенной суровостью отнесся к несчастным преступникам Святейший Синод. Все они были отчуждены от церкви и прокляты. После того их торжественно расстригали и одевали в мужичье платье.
Правда, Екатерина II-я впоследствии всемилостивейше их простила, но это прощение было ограниченное: священники и диаконы наших провинций, прикосновенные к пугачевскому движению, все-таки навек остались причетниками. Никакого прощения не было и не могло быть только тем духовным, которые открыто и дерзко приняли активное участие в смуте. Таких печальной памяти народных деятелей было впрочем немного. К числу их между прочими принадлежал священник села Богдановки Макар Савин с дочерью Варварой и сыновьями Дмитрием и Нестором. Вся эта семья разбойничала во имя Петра III-го и в интересах наживы… В категорию самых тяжких преступников попала также села Мальцева попадья Марфа Федорова. Вместе с пугачевцами она грабила дом помещика Приклонского.
Нелегко было в описываемое время и сельскому начальству. Старост и сотских судили за то, почему они злодеев впускали в свои села и не переловили их. При этом некоторых из них засекали до смерти. Особенной свирепостью в производстве экзекуций отличался подпоручик Михаил Приклонский, за храбрость повышенный графом Паниным в поручики. Впоследствии этот суровый делец впал в сумасшествие и таким образом завершил свое жизненное поприще…
При таких условиях пугачевская гроза наконец стихла. Провинциальная жизнь вступила в прежнюю свою колею, не обновившись ни нравственно, ни юридически. И только великая реформа 19 февраля навсегда избавила русский народ от повторения кровавых движений в духе самозванца.
В 1775 году в Тамбовской и Шацкой провинциях розданы были сельским начальникам и вотчинным управляющим подробные инструкции для всеконечного искоренения воров, разбойников и пришлых шатающихся всякого звания беспаспортных людей. Всем им строжайше предписывалось о малейшем случае воровства и разбоя немедленно доносить провинциальной канцелярии и в то же время, собрав обывателей, ловить злодеев. В противном случае они сами подвергались законному преследованию наравне с преступниками. Таким образом наши провинции поставлены были как бы на военное положение. Рассеялись пугачевцы, но долго еще гуляли по вольному белому свету удалые молодцы, пугая и разоряя наши бедные селитьбы.
1774 год разорил в особенности Шацкую провинцию и это обстоятельство преимущественно тяжело отозвалось на крестьянстве. Тогда правительство вызвало не имущих рабочих на постройку 18 казарм, сожженных пугачевцами, и на копание крепостных рвов в Шацкой провинции. Токмо денежной казны для расплаты с теми рабочими не имелось…
В заключение считаем нужным заметить, что в эпоху чумы и пугачевщины правительственная фискальная деятельность в наших провинциях не ослабевала. За недоимки имения брали в секвестр. Городских голов и ратманов сажали в оковы и подвергали тяжелым работам, дабы подати взысканы были неотменно. Разумеется, все это могло быть только в местностях, не занятых пугачевцами.
Вскоре по усмирении пугачевского мятежа открыто было Тамбовское наместничество. Понемногу и в наших захолустьях стали заводиться иные порядки, ознаменовавшие собой начало нашего культурно-исторического периода. Вяло и нехотя начали заводить общественные школы и у нас. Вот об этом-то местном движении народного просвещения мы и скажем в следующей главе нашего второго выпуска.
Назад | Оглавление | Далее
Все новости Тамбова рано или поздно станут древностями.